"ФИЛЬМ ФИЛЬМОВ"

Сценарий художественного фильма

 Александр БОГДАНЧИКОВ

Текст по изданию "ФИЛЬМ ФИЛЬМОВ", 2000, Санкт-Петербург, 396 стр., ISBN 5 - 7728 - 0003 - 5
Права на сценарий принадлежат:
А. BOGDANCHIKOV © INCREDIBLE WORLD PROMOTION
 Copyright © 2000. All right reserved.

а/я 84, 197342, Санкт-Петербург, Россия
+7 (812) 246-2438  +7(812) 966-7750 
mailto:iworld@mail.ru

Действующие лица:

ВАЛЕРА — бывший работник военного производства, в кино попал волей случая.

ДАНИЛА ПЕТРОВИЧ — режиссер-постановщик.

ВИТЯ — оператор-постановщик.

ЭЛЬЗА — директор фильма.

СЕВА — администратор (неплохой).

СЕРГЕЙ КЛИМОВ — актер, идол молодежи.

ФОТОГРАФ — славный малый, импозантный мужчина, сердцеед и т. д.

МОРЯЧОК — артист комик-группы (атас!).

В эпизодах:

АКТЕР СМИРНОВ.

НАРОДНАЯ АРТИСТКА.

РЕКВИЗИТОР (мужчина; хваткий, умелый).

АКТРИСА.

ФОТОГРАФ СО ЗМЕЕЙ.

ЖЕНА ВАЛЕРЫ.

РИТА — помреж (меняет цвет прически в каждом кадре, в финале — лысая).

ОСВЕТИТЕЛЬ.

ОБНАЖЕННАЯ ДЕВУШКА (шик).

ДЕВЧУШКА (юная сволочь).

МИЛИЦИОНЕР.

МИЛИЦЕЙСКИЙ ЧИН.

МУЖИКИ.

ДЕВУШКИ.

ХУДОЖНИК (появляется в кадре всего два раза).

ДРУГИЕ ДЕВУШКИ (девушек должно быть много, все — очень даже ничего…).

Прочая живность:

СОБАКА.

ЗМЕЯ (ужас!).

Берег Финского залива. Сосны, песок, ясное голубое небо. Не Греция! Не Турция, на худой конец! Но это кино! Здесь делаются чудеса и создаются виртуальные миры.

НЕИЗВЕСТНЫЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Фильм непременно должен быть снят на хорошую пленку, быть резким и сочным, как персик! Очень профессионально должен быть снят! Чтобы не стыдно показывать было. К оператору, свету — особое внимание.

Сценарий отличный. Но смотрите мне — не только сценарий должен быть отмечен кино-академией. Надеюсь, что вы профессионалы. Не зря деньги вкладываем!

Ты смотри, какие девочки! Вот та… Познакомьте!

(* Общие соображения автора этого сценария совпадают с мнением (пусть и не очень компетентным) того, кто вложил деньги в эту картину.)

По пляжу дефилируют полуобнаженные красавицы. Блондинки, брюнетки.

Жарко! Ласково плещется волна, красивые женщины с разбега плюхаются в море.

Камера взлетает над пляжем, и мы видим, что это не просто дивный уголок побережья, а съемочная площадка. Камера, свет, кран. Кутающийся в пуховый платок режиссер.

Перед статичной, одинокой камерой проходят двое.

ОСВЕТИТЕЛЬ. Да, слабый сценарий! Провальный! Чего там!

СЕВА. Молчи, Лева, старик еще в силах. На Оскара замахнулся! Читал прессу-то?

ОСВЕТИТЕЛЬ. Ха-ха! Да мы “Нику” российскую еще не получали ни разу. А что такое “Ника”? Да…

Перед камерой девочки поправляют купальники. Шепчутся в объектив. Камеру явно забыли выключить.

Крупно ехидное лицо художника в черных очках.

Крупно раздраженное лицо директора — Эльзы.

ЭЛЬЗА. И это творцы?! …Гопники! Убью! Уволю! Сколько раз нужно говорить, что камеру надо выключать!..

Камера выключается.

Черный экран.

Титры на экране.

ТИТР. ФИЛЬМ ФИЛЬМОВ

Красивый закат. То же место. Хлопушка.

РИТА (рыжая, с хлопушкой). Дубль один. Кадр один!

Оператор припадает к окуляру и видит на крупном плане красивую женскую попку.

ПЕТРОВИЧ (раздраженно, глядя в монитор, кричит в мегафон).

Нет! Так меня кондрашка хватит! Ну сколько можно?! Кто разрешил, кто пустил? Сева! Если еще раз?! Можешь больше на площадке не появляться!

СЕВА. Это же массовка! Я думал!..

ПЕТРОВИЧ. А ты не думай! Не думай! Ты делай! Ну сколько раз можно?!..

К Севе подбегают еще двое работников группы. Все вместе бегут к девушке.

ДЕВУШКА. А мне разрешили.

СЕВА. Давай, давай отсюда!

ПЕТРОВИЧ (орет в мегафон). Уберите ее. Иначе я ее сам прикончу.

ДЕВУШКА (Севе). Вот видите. Дедушка ваш чуть не кончил.

СЕВА. Это тебе не дедушка! (Уводит, обнимая за талию, девушку за ограничительную ленту.)

Разморенный милиционер с трудом натягивает на голое тело китель.

МИЛИЦИОНЕР (девушке). Ну разве можно так, гражданочка? Я оштрафую вас. Обязательно оштрафую! (Облизывается.)

ДЕВУШКА. Порядки тут у вас!!!

ПЕТРОВИЧ (оператору). Творчество, Витя, это максимальное сосредоточение. Запомните, мой друг. А у вас в голове ветер. Мой учитель, Михаил Юрьевич, говорил, что кино, хотя вещь и условная, фривольностей не допускает.

ВИТЯ. Данила Петрович, да разве ж я…

ПЕТРОВИЧ. Вот-вот, мой юный друг. Не до попок нам сегодня. Работа…

ВИТЯ. Так, одни попки в кадре, еханый бабай!

ЭЛЬЗА (встревает в разговор). А мне сам Спилберг говорил, что кино надо снимать весело! Кому не весело на площадке, тот не творческий человек! Вот так.

ПЕТРОВИЧ. Душенька, а вы что встреваете? У вас люди не кормлены. Лихтваген не оплачен. Уедут ведь сейчас! В самый разгар. А вы встреваете.

ЭЛЬЗА. Уж вам и сказать ничего нельзя. А кто по солнцу-то светит?! Кто светит по солнцу?! У меня лишних денег нет!

ПЕТРОВИЧ (оператору). Господи, разбиралась бы. Уже двадцать лет в кино. И ни бум-бум.

ЭЛЬЗА (смотрит на часы). Данила Петрович, давайте работать, умоляю.

За лентой ограждения многолюдно. Над головами разношерстной толпы подпрыгивает Валера. У него веселое изумленное лицо.

ВАЛЕРА (жене). Елы-палы. Кино! Красота. С детства люблю смотреть.

ЖЕНА. Валерик, ты как мальчишка. Ну, что здесь интересного?! Пойдем поплаваем лучше.

ВАЛЕРА (отрешенно). Иди, иди поплавай. Позагорай. (Увидел чего-то, аж присвистнул, заорал.) Витек, Витя!..

ЖЕНА. Кого ты там увидел. Какого Витька?

ВАЛЕРА. Да вот, Витя, сосед наш новый! Оператор! Елы-палы! А мы и не знали!

ЖЕНА. Ого! Вот тебе и Витек!

Кричат хором: Витя! Витя!

Машут руками.

Витя отвлекается, смотрит по сторонам.

ПЕТРОВИЧ (смотрит в монитор. Монитору). Какой вы сегодня невнимательный, право. Где резкость? Резкости нет.

ВИТЯ. Данила Петрович. Резкость — это к камермэну.

ПЕТРОВИЧ. Вот научились. Вот фильмы американские что сделали с людьми! Только подумай — камермэн! Это Андрейка-то камермэн?!

ВИТЯ. Извините. Сейчас поправим.

Осматривается еще раз. Видит Валеру с женой. Узнает. Машет им рукой.

ПЕТРОВИЧ. Тишина на площадке. Мотор! Начали!

РИТА (отвлекаясь от разговора с парикмахером, влетает в кадр). Кадр 44. Дубль два!

Камера на кране взлетает над площадкой.

ВИТЯ (кричит вниз). Еханый бабай! Пленка кончилась!

Петрович встает с режиссерского шезлонга, устало машет рукой. К нему подскакивает Сева с чашечкой кофе.

ПЕТРОВИЧ. А… Севушка, спасибо, родной. (Делает глоток.) Почему кофе? Ведь просил же, просил неоднократно! Как об стенку! (Случайно выплескивает кофе на стоящую здесь же собаку.) Только чай! Только чай!

Собака с визгом убегает. Данила Петрович замечает ее. С недоумением смотрит на Севу.

СЕВА (испуганно). Для массовки!

ПЕТРОВИЧ. Если еще раз…

СЕВА. Можно завтра уже и не приходить…

ПЕТРОВИЧ. Вот-вот! Знаешь же! Никак не обучу. Лет двадцать!

Пока меняют кассету, Валера прорывается к Вите.

ВИТЯ (отстраненно). А, сосед. Привет. Какими судьбами?

ВАЛЕРА. Да вот, купаемся. С женой.

ВИТЯ. С женой? …Ага…

ВАЛЕРА. Интересно здесь! С детства люблю смотреть. Съемки, особенно режим. Красота. Я и не знал, что ты в кино работаешь.

ВИТЯ. Давно, после ВГИКа.

ВАЛЕРА. А я ведь тоже во ВГИК поступал. На сценарный. По конкурсу не прошел.

ВИТЯ. Да ну!

ВАЛЕРА. Вот такие пироги!

ВИТЯ. Все-все! Пока. А то тут Сева! …Ну просто зверюга!

ВАЛЕРА. Понимаю. Понимаю! (Себе под нос.) А здорово! …Витек!

Осветитель ведет двух девушек за талии. Они смотрят на него с неподдельным восхищением.

ОСВЕТИТЕЛЬ. Кино — это такой мир! Такой мир! Мир бешеного восторга и слез разочарования. Ах, творчество! Ах, высокое искусство…

Камера взлетает над морем навстречу солнцу.

Квартира Валеры. Он сидит в кресле перед телевизором, рассматривает газету.

ВАЛЕРА (жене). Ты представляешь, Витя наш уже двадцать фильмов снял! Как оператор-постановщик.

ЖЕНА. Какой он наш?! Деньги, поди, огромные зашибает.

ВАЛЕРА. Эх ты, завистница! А годами сидеть-куковать, ждать работы? Как тебе это нравится?!

ЖЕНА. Зато потом — миллион сразу!

ВАЛЕРА. Какой там миллион? Это же в Голливуде!

ЖЕНА. А ты знаешь?

ВАЛЕРА. У меня отец, можно сказать, в кинематографе работал! Гены!

ЖЕНА (недослышала). Гений?

ВАЛЕРА. Гены, говорю. А ты сразу передразнивать.

ЖЕНА. Слушай, Валера, не надо. Про отца-то. Откуда тебе знать? В каком таком кино он работал?

ВАЛЕРА. Мне матушка моя рассказывала.

ЖЕНА. Царствие небесное.

Заливал девушке. Мозги пудрил. Как тот осветитель на съемках.

А потом вот такие балбесы на свет появляются!

Господи, связалась! …Что это, квартира, по-твоему?! У всех людей машины теперь. А ты — безработный. Хотя бы в магазин устроился. В рыбный отдел. Сегодня объявление видела.

ВАЛЕРА (обиженно). В рыбный? Эх, ты!

ЖЕНА. Дипломом своим козыряешь. Перед кем?! (С издевкой.) …Инженер.

Может, и в рыбный отдел лучше устроиться, чем ждать, когда твоя рыбка золотая приплывет.

Кстати, спросил бы у Виктора, может, им какой рабочий требуется. В кино тоже бездельников много. Вон сколько на пляже народу было.

ВАЛЕРА. …Бездельников везде — хоть пруд пруди!

Утро. Жена Валеры стоит, прижавшись ухом к двери. Слышит, как открывается дверь соседней квартиры, где живет Виктор.

ЖЕНА (подзывает рукой настороженного Валеру). Иди! Скорее!

Валера пулей вылетает на лестничную площадку.

ВАЛЕРА. Привет, Виктор! Часто встречаться стали!

ВИТЯ. Опять на пляж собрался?

ВАЛЕРА. Нечего делать больше.

ВИТЯ. Это почему делать нечего?

ВАЛЕРА. Распустили нас подчистую, без выходного пособия! Такой коллектив! Слава России…

ВИТЯ. Я знаю, у вас сам Сикорский начинал.

ВАЛЕРА. То-то и оно. Начал, да не кончил! В Америку подался. Тут самому хоть в Америку поезжай, да только денег на дорогу нет!

ВИТЯ. Понимаю, сложно.

ВАЛЕРА (осторожно). Витя, а тебе, вам какие-нибудь помощники не нужны?

ВИТЯ. Нет, не нужны. Ты что думаешь, у нас и вправду бездельники на площадке? Если тебе так и кажется, то это не так. У всех свое конкретное дело, без которого просто не снимешь фильм.

ВАЛЕРА. Да я разве…

Виктор подходит к автомобилю. Валера вопросительно смотрит на него.

ВИТЯ. Садись, подвезу на пляж.

Едут в автомобиле вдоль залива.

ВИТЯ. Валер, а правда, что наша военная техника не хуже американской?

ВАЛЕРА. Наша? Раньше, когда работал, сказал бы — конечно, лучше! Профессию свою отстаивал бы. Она и впрямь не хуже. Была бы. Если бы…

Вот кино, например. Наше — покруче американского будет?

ВИТЯ. Наше кино лучше!

ВАЛЕРА. Нет, ты как зритель мне скажи. Не стесняйся.

ВИТЯ. Чего стесняться?!

…Вообще то — нет! Но…

ВАЛЕРА. Понятно. У них денег сколько! Целая индустрия! Голливуд! Америка, одним словом.

ВИТЯ. Простор для творчества у них. Свобода!

Вот я двадцатую картину снимаю, и двадцатую картину мучаюсь. Все не то. В институте было только интересно. Еще раньше отец учил — не строй честолюбивых планов! Так я ремесленником и остался. В кино свои предубеждения — не планируй успех, садись на сценарий, если тот упал…

ВАЛЕРА (присвистнул). Полная ерунда.

ВИТЯ. Вот я не могу так даже сказать. Это ж профессиональные заморочки, приметы, символы профессии.

ВАЛЕРА. А я тоже… Свой фильм мечтал снять. Даже название придумал — “Фильм фильмов”.

ВИТЯ. Хорошее название. Я тоже свой фильм фильмов мечтаю снять.

Все не те сценарии попадаются.

ВАЛЕРА. Я читал где-то, что темы всего четыре: любовь, несчастная любовь, убийство, детектив, словом. Вот в Индии близнецов снимают каждый божий день. Или еще: сын отца находит, а тот умирает у него на руках. Жена недавно затащила!

ВИТЯ. Где же четыре? Вон сколько насчитал!

ВАЛЕРА. Все равно — одно и то же!

Съемочная площадка. Пиротехники развели свои дымы. По площадке важно ходит фотограф.

ФОТОГРАФ. Улыбнись, зайка моя! Хорошо, хорошо. (Наводит резкость на девушку, облизываясь, как кот.)

В кресле, в белом костюме, сидит, развалившись, блистательный актер Сергей Климов. С тоской в выразительнейших глазах он наблюдает за фотографом. Сегодня его признали секс-символом на одной из местных радиостанций. Вокруг него суетятся несколько девушек.

КЛИМОВ. Гоша, а пошел бы ты… Хватит моих фанаток за зады щипать. Не по тебе девочки. Они ко мне, к секс-символу, пришли.

ДЕВУШКИ. Климов, Климов! Милашка! Секс-символ! Мужчина!

ОДНА ИЗ ДЕВУШЕК. Такая гадость, такая гадость! У Сереженьки в подъезде какая-то свинья написала краской… (Шепчет что-то на ухо другой девушке.)

ДРУГАЯ ДЕВУШКА. По радио слышала?!

ОДНА ИЗ ДЕВУШЕК. Ты что, дура!

ДРУГАЯ ДЕВУШКА. Что написано-то?

ФОТОГРАФ (передразнивает). Секс-символ, секс-символ! Я настоящий секс-символ! Остальное — липа!

ОДНА ИЗ ДЕВУШЕК. Написано…

КЛИМОВ (услышав воркование подружек). А там написано... что Сереженька ваш — пидор! Ха-ха! Так и написано...

ОДНА ИЗ ДЕВУШЕК (задыхаясь от негодования). Как так можно! Сереженька, любимый мой. Я убью их! Я загрызу их!

Члены группы смеются.

Данила Петрович подходит к Климову. Целует его в губы.

ПЕТРОВИЧ. Сереженька, золотой мой, нехорошо, нехорошо шутить так.

КЛИМОВ. Данила Петрович, да я, правда…

ПЕТРОВИЧ. Вы циник! Но помните, в искусстве циники просто необходимы.

(К группе и к Климову.) Приступайте, приступайте к работе, господа!

Фотограф снимает Климова. И тот, вынимая сигарету изо рта, делает ему языком непристойный жест.

ФОТОГРАФ (ехидно). А я давно знал!

Климов недовольно морщится, но странно сглатывает слюну, останавливая взгляд на атлетической фигуре фотографа.

Сева забирает из его руки недокуренную сигарету, потому что Климов уже в кадре.

Камера наезжает на него.

Сева подходит к одиноко стоящей девушке и отдает ей окурок. Та с маниакальной жадностью делает затяжку, потом стремительно гасит окурок и заворачивает его в платочек.

ДЕВУШКА (к Севе). Сколько я вам должна?

СЕВА. Пустяки.

ДЕВУШКА (поправляя прическу). Я беременна…

СЕВА. Понятно…

ДЕВУШКА. Не в том смысле. Хочу назвать ребеночка Сережей. Как вам?

СЕВА. По мне лучше — Севой.

ДЕВУШКА. Понятно. А как вы полагаете, он даст мне автограф? Это будет самый счастливый момент в моей жизни!

Подходит фотограф. Щелкает затвором фотоаппарата.

ФОТОГРАФ. Девки-девки! Да для него дать вам автограф важнее, чем вам взять его у него. Он этим питается. Вампир!

ДЕВУШКА. Пусть питается. Я для него на большее пошла бы.

ФОТОГРАФ. Как вам не стыдно! (Увлекает девушку за собой. Идут в сосны.)

ДЕВУШКА. Ничего и не стыдно.

ФОТОГРАФ. Дитя мое! Опомнись! Он же голубой!

Из сосен выходит странный человек. Он тоже фотограф. Но если первый идет с девушкой и это понятно, то в руках у другого …настоящая змея. Она шипит и извивается. Оба фотографа лукаво переглянулись.

Данила Петрович репетирует сцену. По замыслу автора после появления пьяных мужиков-хулиганов все разбегаются в стороны.

ПЕТРОВИЧ. Так, мужики на месте?

МУЖИКИ (хором). На месте, на месте.

ПЕТРОВИЧ (осматривает их придирчиво). Да разве это мужики?!

МУЖИКИ (нестройно). Мужики, мужики!

ПЕТРОВИЧ (весело и ехидно, с явным недоверием смотрит на “хулиганов”). Нет, каскадеров зовите! (Смотрит по сторонам.) Собака, собака где?! Куда подевали собаку?!

СЕВА. Данила Петрович, да вы вчера, давеча, кофеем ее! Нечаянно, конечно!

ПЕТРОВИЧ. Нечаянно, нечаянно! За нечаянно бьют отчаянно! Как хочешь, Сева, а живность хоть из под земли достань! Хоть роди, пес!

В самом деле, что за дела такие?! Когда начнем работать?!

ЭЛЬЗА. Данила Петрович, может, за Бобкой моим пошлем?

ПЕТРОВИЧ. Вам дай волю, вы всех своих родственников пристроите! Что за фамилии такие в группе? Я вас спрашиваю, — почему похожие фамилии?!

ЭЛЬЗА. Прости господи, при чем тут мои родственники? Бобочка — это же собачка, маленькая! …Моя!

ПЕТРОВИЧ. Ваша! А… И собака даже ваша!

ЭЛЬЗА. Если вам угодно, то здесь все мое! (Смахивает нарочитую слезу.) И…

ПЕТРОВИЧ. Эльзочка, Эльзочка, ну простите меня. Я старый человек. У меня больное сердце. Давайте посмотрим ваше животное.

Стоящий неподалеку и наблюдающий эту сцену Валера засуетился. Где этот фотограф со змеюкой? Ах, вот он! Фотографирует неподалеку смурного человека со змеей.

Валера решается встрять в разговор киношников. Подходит.

ПЕТРОВИЧ (к Эльзе). Сколько нужно подождать, Эльзочка? (Нервно барабанит по циферблату часов.)

ЭЛЬЗА. Уже поехали.

ВАЛЕРА. Товарищ режиссер, товарищ режиссер!

Данила Петрович растерянно оглядывается.

ВАЛЕРА. А… змея? Гадюка? Не подойдет?

Данила Петрович ничего не может понять. Кто это кричит? При чем тут змея? Гадюка?

ПЕТРОВИЧ (растерянно). Какая змея, черт возьми? Кто это шутит?

ВАЛЕРА (радостно). Змея настоящая!

ПЕТРОВИЧ (с бешеным негодованием). Что это за человек, почему посторонние на площадке?! Уберите! Всех вон! Шутники! (Хватается за сердце.)

Несколько человек бросилось к Валере, несколько — успокаивать Данилу Петровича на фоне гомерического хохота посторонних.

Не прошло и минуты, как все успокоилось.

Сквозь толпу продирается фотограф с щипящей, извивающейся змеей.

ФОТОГРАФ СО ЗМЕЕЙ (ничего не подозревая). Кто тут змею спрашивал? Хорошая змея!

Дом, специально построенный под декорацию, здесь же.

Данила Петрович сидит в кресле, перед ним богатый стол. На столе вина, коньяки, море закуски.

Возле дома сидит Эльза и тихо разговаривает с Севой и водителем киногруппы.

ЭЛЬЗА (причитает). Творец, творец! Великий режиссер! Сердце больное. …Женился на молоденькой! Это же сколько энергии нужно?! А тут еще фильмы пошли чередой! Пять лет не снимал! И вот… опять пьет! Артистов учит — ни глотка, ни капли на съемках, а сам — просто глушит! Исходящий реквизит! Три часа. Один.

ВОДИТЕЛЬ. Серьезный мужчина. А правда, раньше исходящий реквизит керосином поливали? Чтобы не съели?

ЭЛЬЗА. Не знаю, изверги какие-то, наверное. Наш так не делал.

СЕВА. Сам ел! Диктатор!

ЭЛЬЗА. Побойся Бога, Сева! Он дядька душевный, ты же знаешь.

СЕВА. Хороший дядька, всю жизнь меня уволить норовит.

ЭЛЬЗА. А ты не лезь на рожон. Вот зачем коньяк в бутылках подменил?

СЕВА. При чем тут коньяк, это не я — реквизитор.

ЭЛЬЗА. Наш реквизитор — просто инквизитор какой-то, иезуит. Дагестанский в французские бутылки наливает.

СЕВА. А вы почем знаете?

ЭЛЬЗА. Я… Что я, вкуса не различаю?

СЕВА. Это значит, что вы тоже пробуете! А реквизитор у нас хороший — знает толк в коньяке. Другой бурды подмешал бы, а то и вовсе отравил.

ЭЛЬЗА. Ладно-ладно, будешь защищать. (Водителю.) Колюнчик, зайди к нему, поторопи, может, поедем уже? Он тебя уважает…

ВОДИТЕЛЬ (смотрит на часы). Да и правда, пора и честь знать! (Входит в дом.)

Данила Петрович, не отрываясь от рюмки, левым глазом косит на вошедшего водителя. Он понимает, что этот человек привезет его в любом состоянии домой и еще расскажет жене, какой трудный был у его шефа день. Он же, однако, и постоянная причина скоропостижного окончания его трапез.

ПЕТРОВИЧ (сопя недовольно). А… пришел, палач!.. (И вырубается.)

По проспекту мчится автомобиль. В нем Данила Петрович, Эльза и Виктор.

Впереди автомобильная пробка и скопление людей.

ПЕТРОВИЧ (возвышенно). А помнишь, Эльза, как стояли за билетами на мой фильм после Каннского фестиваля? Вот так же весь Невский перед Колизеем заполонили. Годы, годы! Годы славы!

ЭЛЬЗА. Помню, помню, Данила Петрович. (Вите на ухо.) Вот старый, придумывает.

Машина останавливается. Водитель выходит посмотреть, что там такое случилось. Возвращается удивленный.

ВОДИТЕЛЬ. Угадайте с трех раз, что случилось?

ПЕТРОВИЧ. Президент приехал?! Я телевизор не включал утром.

ВОДИТЕЛЬ. Понятное дело, после вчерашнего.

ЭЛЬЗА. Авария?!

ВИТЯ. “Ролинги Стоунсы” приехали?

ВОДИТЕЛЬ. Ни за что не догадаетесь!

ПЕТРОВИЧ. Ну, с!

ВОДИТЕЛЬ. Поклонницы Климова перекрыли проспект. Ждут его появления!

ПЕТРОВИЧ. Да-с! Вот времена, вот нравы! Не ошиблись мы в актере-то! Не ошиблись! Как, Витенька, по-вашему?

ВИТЯ. Сладковат.

ЭЛЬЗА (со страхом). Ко мне припрутся с претензиями.

Выходят из машины. К ним подходит милицейский чин. Представляется.

МИЛИЦЕЙСКИЙ ЧИН. Придется заплатить, товарищи. Ваш актер. Ваш идол — секс-символ!

ЭЛЬЗА (виновато). Мы не виноваты, что у него такая слава. Он имя себе сделал еще до нашей картины.

ПЕТРОВИЧ. Зачем же так, душенька. Платить надо! (К милиционеру.) Только счет выставьте, пожалуйста, его поклонницам, они же улицу перегородили, не он!

Вот так Климов! Не ошиблись мы в тебе!

В холле киностудии стоит тихий Валера.

ВИТЯ (представляет его Эльзе). Вот, Валера. Хороший специалист.

ЭЛЬЗА (сквозь улыбку). А, парень со змеей. Что еще делать умеешь?

ПЕТРОВИЧ (смотрит на Валеру, вспоминает змею, но сегодня ему уже смешно). А, это вы, молодой человек. Чем сегодня помочь сможете?

ВАЛЕРА (застенчиво). Да я все могу! Вертолеты всю жизнь строил, другую технику. Но это государственный секрет…

ЭЛЬЗА. Ладно, вместо плотника пока побудешь. Работы правда, немного и деньги небольшие… И учти, уже сегодня будет не до смеха. Кино, вообще, скучнейшее занятие.

Валера в небольшой каморке, отгороженной в конце павильона, стругает доску. Совсем рядом, в павильоне идут съемки.

ДОНОСИТСЯ. Мотор! Начали! …Снято!

Шум в соседнем помещении его насторожил.

Фотограф, уложив на груду декорационного хлама обнаженную девушку, рассказывает ей о тайнах кино.

ФОТОГРАФ (тяжело дыша). Ты представляешь, эта дура приносит Эльзе счет. Та глазам своим не верит! Актриска вписала туда даже свое нижнее белье!

ОБНАЖЕННАЯ ДЕВУШКА. Ты же говорил, что она обнаженной снималась.

ФОТОГРАФ. Конечно! А сначала ни в какую! Представляешь, цену набивала!

ОБНАЖЕННАЯ ДЕВУШКА. Если она была абсолютно голой, то счет за нижнее белье — это несправедливо!

ФОТОГРАФ. Боже, ты просто создана для кино!

Валера, ставший случайным свидетелем этой сцены, идет на шум павильона.

В кадре на коленях перед девушкой актер Климов.

ПЕТРОВИЧ. Голубчик, Сереженька, больше пластики, не переигрывайте, умоляю. Оставьте эти ужимки для своего шоу! Сосредоточились. Мотор! Начали!

КЛИМОВ (обнимает актрису за голые колени). Прошу тебя, останься со мной! Не покидай меня!

АКТРИСА. Надоело, все надоело! Ваше общество, ваши деньги!

КЛИМОВ (достает пистолет из кармана. С жутким надрывом). В последний раз прошу, не уходи!

АКТРИСА. Оставьте меня!

КЛИМОВ (стреляет с криком).

Да не доставайся же ты никому!..

Актриса падает, сраженная выстрелом. Климов стреляет в себя.

Съемочная группа бешено аплодирует.

Валера с недоумение наблюдает за финальной сценой.

ПЕТРОВИЧ (восторженно). Снято!

КЛИМОВ (поднимается с пола, рыдает). Боже, как получилось! Как получилось!

АКТРИСА (пикируется). Проходняк!

ПЕТРОВИЧ (замечает Валеру). Вот оно какое, кино! Это вам не вертолеты строить!

ВАЛЕРА. Да, здорово! Но, кажется, я уже где-то видел это…

ПЕТРОВИЧ. Так ведь и в музыке… семь нот, молодой человек.

Послушайте, сделайте-ка мне рамочку для фотографии. Овальную сможете? 13 на 18. Идет?

ВАЛЕРА. 13 на 18? А она ведь овальная должна быть?

ПЕТРОВИЧ (лукаво). Трудная задача, сынок?

ВАЛЕРА (озадаченно крутит ладонями). Попробую.

ПЕТРОВИЧ. Вот с этого и начинается искусство. Вроде все просто, а подижь ты!

Актер Климов выходит из павильона покурить.

На скамеечке у дверей павильона сидит пожилой заслуженный актер Смирнов.

Видя восторженного Климова, он осторожно спрашивает его.

СМИРНОВ. Ну, как там? Получилось?

КЛИМОВ. Режиссер рыдал, просто бился в конвульсиях — ничего, мол, подобного не видел! Все, что было передо мной, — все слабежь, все полное фуфло!

СМИРНОВ (задумчиво). А до вас, батенька, в кадре был я.

КЛИМОВ (смутился). Так… Э…

СМИРНОВ (нарочито). Понимаю, понимаю.

Климова обступают девушки.

Валера, наблюдавший эту сцену, подходит к Смирнову.

СМИРНОВ (Валере нравоучительно). Хорошо, что мы не в театре. Хорошо, что никто не слышал этого напыщенного гуся! Просто бы съели. Со свету сжили!

Валера вернулся в свою мастерскую. Взял тетрадь. Посмотрел по сторонам.

Совсем рядом раздается шум съемочной площадки.

— Мотор! Начали!

Делает запись на первой странице. “Фильм фильмов”. Сценарий.

В мастерскую вваливается хрупкий морячок в круглых очечках.

МОРЯЧОК. Привет, а где все?

ВАЛЕРА. Кто это все? Все… снимают. Там… (показывает на стену).

МОРЯЧОК. Не хочу мешать. Я Даниле Петровичу привет от Васьки из Парижа привез. Достает из кармана бутылку дорогого “Кортеля”.

ВАЛЕРА. Так и отдайте ему. Десять метров идти.

МОРЯЧОК. Боюсь! Он как меня увидит, на стенку от смеха полезет!

ВАЛЕРА. С чего бы это ему вдруг на стенку лезть?!

МОРЯЧОК (ощупывая себя). Да вот в этой форме увидит и полезет!

В Париже купил!

ВАЛЕРА. По-моему, ничего особенного.

МОРЯЧОК. Ты что?! (Снимает морскую фуражку и напяливает ее на Валерину голову.) Вот так! (Хохочет.) Во, стаксель-максель, плешь-луде форштевень! Смешно!

Васька, как меня увидел, чуть не помер со смеху. Потом по всем своим друзьям возил, возил. Море водки выпито — Париж, блин… рыдал! Вот такие гастрольки приключились!

ВАЛЕРА. Ого!

МОРЯЧОК. А ты что, не узнал меня? Отвечай, не узнал?!

ВАЛЕРА (вспоминая). Комик?!

МОРЯЧОК (заносчиво). Какой гомик?!

ВАЛЕРА. Известная комик-группа…

МОРЯЧОК. Ну, наконец-то въехал, братан! Узнал!

Стакашки, стакашки тащи, не томи, матросик!

ВАЛЕРА. Ты что, я первый день на работе!

МОРЯЧОК. Да брось ты. Ща Петровича позову — и все! Вот смеху-то будет! Укатайка!

ВАЛЕРА. Может, не надо, они там трагедию снимают.

МОРЯЧОК. Трагедию, трагедию! Я давно Петровичу говорил: не его жанр — трагедия! Комедии у него только получаются.

(Снимает с Валеры фуражку и убегает.)

Со съемочной площадки слышится гомерический хохот.

Валера недоумевает.

Потом слышится голос Петровича.

ПЕТРОВИЧ. Слушай, уйди сейчас же! Убирайся!

Стой, подожди! Но нельзя же так! Вот закончим, тогда, пожалуйста! Не обижайся, родной мой. (Через отдельные смешки на площадке.) Посерьезнее, пожалуйста, товарищи! Ведь трагедия у нас, как-никак! Плешь-луде форштевень!

Вбегает растерзанный морячок.

МОРЯЧОК. Во, стаксель-максель, каждый пощупать норовит, пощекотать.

Так, стаканевич-то где?

Входит Сева и фотограф.

Сева шарит между полок. Морячок сам лезет руками в хлам и находит там запрятанную бутылку водки.

МОРЯЧОК. Во, стаксель-максель, плешь-луде форштевень! Память-то после Парижу не отшибло! А выпили-то, выпили-то сколько!

ФОТОГРАФ. Как там Вася наш поживает?

МОРЯЧОК. Тик-так, отвечаю!

Париж гудит. Как заведенный! (Многозначительно.) Наши!

Мы в первый день, после выступления встретились. Как грохнули! Ну, полный триумф, понимаешь!

Черт меня дернул, в детстве про Булонский лес начитался! Вези, мол, меня, Василий, в Булонский лес, и весь хрен до копеечки... стаксель-максель!

Приехали, а леса-то… нет! …Парк! Вот где Россию-то вспомнишь!

Накупили “Абсолюта” — чушь, бормотуха!

Там, блин, полиции никто и не видел, а мы загремели. Умудрились. Васька к проститутке стал приставать, а она…

Короче, здорово погуляли!

Жена Васькина Жозефа, мать ее… французская… чуть его из дома не выгнала. Стаксель-максель, по-русски ни хрена не понимает, кроме “падла” да “пьяная русская рожа”!

СЕВА. Мужики, давай-давай, по-быстрому.

МОРЯЧОК (достает из кармана коньяк). Ха! Что там петров-водкин! Вишь, какую красавицу Васька Петровичу с приветом презентовал!

ФОТОГРАФ. Да у нас такой коньяк в любом магазине есть!

МОРЯЧОК (со значением). Есть не есть, это все же из городу Парижу.

СЕВА. Смотри, сам не попей, а то как заведешься! (Щупает рукав его морской формы.) Хорошая вещь! Классная! Тебе идет! (Смеется.) Ты в ней… просто улетный.

МОРЯЧОК (чокается). Улетный, ха-ха, еще не улетный, подожди!

СЕВА. Не надо, не надо! Без выкрутасов, пожалуйста!

МОРЯЧОК. Все!.. На родине!

Как я вас рад видеть! Эти милые пьяные русские рожи!

ФОТОГРАФ. Вот что хорошо в вас, в евреях, так это…

Все смеются.

Сева, выпив, быстро уходит.

Съемочная площадка.

ПЕТРОВИЧ. Снято! Готовимся к… (заглядывает в сценарий) к 33-у эпизоду. Кран, кран готовьте.

Человек в костюме (инженер), стоящий возле крана, смотрит на часы.

ИНЖЕНЕР. Ланч!

ВИТЯ. Хорош тебе вымахиваться! Ланч! Давай кран готовь, не задерживай.

ИНЖЕНЕР (оборачивается, смотрит на часы). Ланч, господа! Увы! (Уходит. За ним, как сявка, побежал рабочий-коротыжка.)

ВИТЯ (возмущенно). Ну ты подумай!

ПЕТРОВИЧ (раздраженно). Что там за проблема у вас?!

ВИТЯ. Говорит, что ланч! Вот распустились! Успел по-тихому приватизировать себе кран. И теперь даже слово “ланч” говорить научился!

ПЕТРОВИЧ. Да, вот времена настали! Кто ближе к собственности, тот уже и человек!

Ладно! Перерыв группе.

В помещение, где выпивают наши герои, вбегает реквизитор.

ФОТОГРАФ (закрывая руками бутылку). Не бойся, водка наша!

РЕКВИЗИТОР. Да ладно тебе! Самого напугали.

МОРЯЧОК. Что такое?

РЕКВИЗИТОР. Данила Петрович задачу поставил, чтобы спагетти были настоящие — “La valpuluichello”.

ФОТОГРАФ. Старичок выпендривается перед этой!

РЕКВИЗИТОР. Она в кадре-то только и делать будет, что спагетти жрать!

ФОТОГРАФ. Народная артистка. Из-за границы не вылазит. Только что из Канн.

МОРЯЧОК. Что с того?! Я сам утренним рейсом из самого Парижа!

РЕКВИЗИТОР. То-то и оно! Ты ведь там водяру глушил, а она дама культурная — спагетти дегустировала. Кроме шуток, накоротке с самим Феллини.

МОРЯЧОК. Да он вроде...

РЕКВИЗИТОР. Иди ты!

ФОТОГРАФ. А хоть и жив?!

ВАЛЕРА (застенчиво слушает профессиональный разговор). …Спагетти не трудно.

РЕКВИЗИТОР. Что это за паренек? (Морячку.) С тобой?

МОРЯЧОК (уже изрядно захмелев). Ага! Мой личный повар. Ха-ха!

РЕКВИЗИТОР (к Валере, с надеждой). Может, попробуешь?!

ВАЛЕРА. Я?!.

РЕКВИЗИТОР. А что здесь такого военного?! Могу даже тебя как повара режиссеру представить!

ВАЛЕРА. Да он меня уже знает.

РЕКВИЗИТОР. Тем лучше. Айда на кухню. Чего тебе там будет нужно — не стесняйся! Главное, чтобы было вкусно!

МОРЯЧОК. Валерик, мы с тобой! (Фотографу.) Слушай, Гоша, давай еще хряпнем!

Кухня.

Озабоченный Валера суетится у плиты.

ВАЛЕРА (реквизитору). Неужто в самом деле никто из вас готовить не умеет?

РЕКВИЗИТОР. Ты что?! Омлет, кофе, — конечно! А эти, как их — “палючелло”… Тут специалист нужен.

ВАЛЕРА. А вот кушанья всякие в кино — все настоящее?! Не муляжи?

РЕКВИЗИТОР. Ты, что упал?! Муляжи!..

Если поросенок запеченный целиком, если много поросят на столе, конечно, могут быть муляжами. Все от бюджета зависит!

Вот я на американской картине работал, так там все от пуза жрали “исходящий”. Не скупятся буржуи, не скупятся!

ВАЛЕРА (помешивая соус в сковороде). Поэтому у них все правдиво получается. Хотя кино и условный жанр, все настоящее.

РЕКВИЗИТОР. Вот и я говорю — буржуи, а кино — ну просто социалистический реализм. Не забыл еще советские мулечки?

Учти, спагетти твои будут кушать, а не смотреть на них! Так… чтобы в полном духе соцреализма получились спагетики!

А то мне Данила Петрович со своей народной кое-что оторвут!

Нет, тебе, скорее всего!

ВАЛЕРА (с ужасом). Ничего себе! Так ты же меня подставил!

РЕКВИЗИТОР. Погоди, погоди! Кто кого подставил?! Кто поваром назвался?! Не надо меня нервировать!

ВАЛЕРА. Ладно! Успокойся. Кажется, Спиноза говорил, что человеку творческому ничему учиться не нужно. Главное — творческий подход!

В кадре за накрытым столом Климов и народная артистка.

КЛИМОВ. Я с детства мечтал отведать эти божественные “La Valpuluichello” с одноименным вином c юга Италии!

НАРОДНАЯ. Вы прекрасны, юноша, в своем стремлении к роскоши. Ах, этот дивный соус, ах эти мускатные оливы, пропитанные запахом утреннего моря! …Все тот же повар-старик.

(Актриса посмотрела в сторону, где как раз томился в ожидании моральной казни новоявленный повар Валера.)

…Этот волшебник, этот генералиссимус кулинарии подавал “La Valpoluichello” еще моему отцу. А я, маленькая девочка, глядя на него, мечтала о дне, когда сама вот так, однажды, прекрасным вечером, буду угощать спагетти застенчивого юношу.

Несите, несите скорее!

КЛИМОВ (опять, как нарочно, к Валере). И вина еще бутылку!

ВАЛЕРА (на ухо к стоящему здесь же и наблюдающему за сценой Севе). Странно. Климова уже убили, часа два назад! А он спагетти мои еще пробовать будет!

СЕВА. Тсс! В кино все наперекосяк. (Добавляет.) Как в жизни. Понял?

КЛИМОВ (продолжает играть сцену). Да, повар, наверное, и впрямь очень стар!

НАРОДНАЯ (к воображаемому официанту). Не томи, душа моя!

“Официант” наконец-то приносит дымящееся блюдо.

По площадке разнесся изумительный изысканный запах.

Морячок потянул ноздрями, но встать уже не смог. Валера затих, как природа перед бурей.

ПЕТРОВИЧ (шепотом, к голубоволосой Рите). А запах!.. Превосходный! Кто готовил?

РИТА. Новенький.

Климов положил спагетти на тарелку дамы. Народная по всем правилам накрутила спагетти на вилку.

НАРОДНАЯ. Белиссимо! Божественно!

КЛИМОВ. Чудесное блюдо! Божественное!

Валерино лицо расплылось в улыбке.

ПЕТРОВИЧ. Стоп! Снято!

НАРОДНАЯ (к режиссеру). Данила Петрович, у вас изумительный повар, кроме шуток, я действительно понимаю в этом. Превосходный повар!

ПЕТРОВИЧ. Вы были великолепны, дорогая! А это: “Ах, этот дивный соус, ах, эти мускатные оливы, пропитанные запахом утреннего моря!” Просто гениально!

Группа еще мгновение внимала Петровичу, а потом зааплодировала новенькому.

ВАЛЕРА (не удержался, взвизгнул и подпрыгнул). Йо-о! Я сделал это!!!

КЛИМОВ (народной). Сильно переперчили.

СЕВА, ФОТОГРАФ, РЕКВИЗИТОР (Валере хором). Поздравляем! С крещением!

ВИТЯ (подошел к Валере). Молодец! (Шепчет ему на ухо.) Я завтра последний день. Ухожу с картины.

ВАЛЕРА (со страхом). Как, уходишь? Куда? А… как же я!

ВИТЯ. Не дрейфь! Все будет хорошо. И у меня все будет хорошо.

Я с Никоновым, ну, знаешь, молодой парень, режиссер… Решили поставить свой фильм фильмов. Помнишь, я рассказывал. Всю жизнь о такой картине мечтал, еще с ВГИКа. А теперь такой случай представился!

ВАЛЕРА (растерянно). А как же?..

ВИТЯ. Э, брат, таких картин, как эта, знаешь, еще сколько в жизни будет. А мечта заветная так может и не исполниться.

ВАЛЕРА (растроганно кладет руку на плечо Вите). Я горжусь тобой, Витя! Даже если ты и рискуешь.

Витя с Валерой заходят в мастерскую. Морячок поднимает голову.

МОРЯЧОК. Витя, салют! Привет тебе из Парижа. (Извлекает, из кармана лимон, удивленно смотрит на него, обращаясь к лимону.) Ну, ты даешь, желтый, откуда взялся? С кем пришел?

Ах, вот она, бутылочка! Ах, вот она, подруженька. От Васеньки, из Парижу прибыла, девочка моя!

Витек, ну как мой повар?

Витя и Валера смеются. Входит реквизитор. Вносит оставшиеся спагетти.

РЕКВИЗИТОР. Сам отведай. Повар классный! Народные артистки от него теперь без ума.

Морячок откупоривает бутылку коньяка и разливает по стаканам.

МОРЯЧОК (коньяку). Иди-ка, иди сюда, родной!

Все пьют коньяк, закусывая лимоном, морячок загребает себе все спагетти.

Входит растерянный Данила Петрович.

ПЕТРОВИЧ (к Вите). Ах, вот вы где! Свой отход отмечаешь, предатель?!

ВИТЯ. Зачем вы так, Данила Петрович?

ПЕТРОВИЧ. Ладно, ладно. Да я не сержусь. Сам так же поступил бы. Не понимаю только, ведь Никонов — режиссер молодой, еще неопытный.

ВИТЯ. Сценарий, Данила Петрович, замечательный.

ПЕТРОВИЧ. Сценарий, конечно полдела, но смотря в чьих руках! А не получится… тьфу, тьфу, тьфу, что тогда? Для режиссера сценарий — ткань! Я так понимаю…

ВИТЯ (кивает участливо). Кино — искусство синтетическое. И спорить, что главнее — режиссер, сценарий, — бессмысленно…

ПЕТРОВИЧ. Поучи, поучи, старика!

МОРЯЧОК. Данила Петрович, по маленькой, а?

Достает бутылку из-за спины, а там… на донышке.

ПЕТРОВИЧ и ВИТЯ (вместе). Художника каждый обидеть может!

Входит Эльза.

ЭЛЬЗА. Кстати о художнике. Что-то давненько его не видела! Может, запил?

Морячок густо покраснел. Он неловко встает из-за стола.

МОРЯЧОК. Я сейчас, я сбегаю. Мигом слетаю!

Морячок выбегает из помещения, подходит к лифту. Нажимает на кнопку. Кнопка загорается. Ждет. Смотрит на часы. Лифт долго занят. Он пытается раздвинуть двери, посмотреть, что там внутри, но силы покидают пьяного человечка. Он садится на пол у лифта и засыпает в этой позе. Откуда ему знать, что лифт бутафорский…

Здание киностудии. Раннее утро.

Наутро Валера приходит в павильон и видит у “лифта” спящего все в той же позе Морячка.

Пытается растормошить его.

МОРЯЧОК (сквозь сон). Не гони волну, Вася!

Валера оставляет его в покое. Приходит на свое рабочее место, старательно зашкуривает овальную рамочку для фотографии. За этой работой его и застает фотограф.

ФОТОГРАФ. Для папы стараемся.

ВАЛЕРА. Почему для папы? Какого такого папы?

ФОТОГРАФ. Для Петровича, он теперь и твой папа. Есть работа — он для всех как отец родной! А Эльза — мать.

ВАЛЕРА. Теперь понял. Все как в обычной семье.

ФОТОГРАФ. То-то и оно! Правда, семьи разные бывают. Наш папа хороший мужик. А некоторые… Себе гонорар весь присвоят, а потом треплются про нехватку средств, про непреодолимые творческие проблемы. Папа — хорошее понятие. Папа воровать у своих детей не будет.

В кино такие хамы встречаются, не поверишь! Вот Хвостов, например, — тот даже однажды яблоко у меня изо рта вынул и домой унес! Зато он человек тусовки! Не знаю, какие у него там связи, но многих за жабры держит. И по фестивалям разъезжает. А снял-то пару картин дешевых!

ВАЛЕРА. Гоша, тут у меня просьба к тебе небольшая. (Вынимает из портмоне небольшую фотографию, показывает ее.) Вот мама моя, не увеличишь? Одна фотка и осталась.

ФОТОГРАФ (с пониманием). Хорошо, это мы запросто. Знаешь, какие работы приходилось делать! Все Госкино рыдало!

ВАЛЕРА. Мне попроще, просто для памяти!

В кресле сидит актер Климов.

КЛИМОВ (проходящему мимо Валере). Привет, коллега! Не знаешь, куда все подевались?

У меня все расписано наперед, а тут такая организация!

(Звонит его сотовый телефон. Он слушает трубку, кивает. Валера останавливается рядом.)

Вот видишь. Все меня хотят!

Вообще-то спагетти отлично получились. Особенно соус. Запиши рецепт.

А я на самом деле в пище неприхотлив. Что угодно могу слопать. Вот йогурт простой, за шесть рублей. (Достает из-за спины раскрытую пачку отечественного йогурта.) Смотри, никому не расскажи.

ВАЛЕРА. Не понимаю, разве это кому-нибудь интересно?

КЛИМОВ. Быть звездой — на самом деле это так отвратительно! Нигде покоя нет, даже в туалет не войдешь. А если втихаря и пробрался, когда уже совсем прихватило, в самый ответственный момент протягивают авторучку с туалетной бумагой: автограф, пожалуйста! Извращенцы!

ВАЛЕРА. Понимаю. Нелегко звездам. Зачем такой груз на себя взваливать?

КЛИМОВ. Сам не знаю, так получилось. С детства мечтал о славе, а схлопотал ее — как камень к ногам привязали. Когда все это кончится? Понимаешь, старичок, я на самом деле человек скромный, люблю домашний уют и теплые тапочки…

Звонит сотовый.

КЛИМОВ. Приеду, непременно. Все вопросы к моему агенту. (С отвращением бросает модную трубку на диван).

ВАЛЕРА. Все деньги, наверное, на поддержания имиджа уходят? Какой смысл и зарабатывать?

КЛИМОВ. Хуже всего, когда все вьются над тобой, как мухи. Я же понимаю, — слетел с экрана, со страниц прессы и… всех как ветром сдует.

Звонит сотовый. Климов не хочет брать трубку. Машет рукой на телефон.

Стремительно уходит.

Валера берет его сотовый и нечаянно нажимает на кнопку.

В ТРУБКЕ ТЕЛЕФОНА. Уважаемый абонент. Вы подошли к порогу отключения…

Входит Данила Петрович.

ПЕТРОВИЧ (Валере). У нас сегодня натура, рядом, у павильона. А вы не беспокойтесь, работайте, работайте. Я на минутку. Климова все разыскивают. Наверное, что-то опять перепутал.

У павильона стоит белый “Мерседес”. В нем сидят Климов и народная. Говорят о чем-то.

Сева, Петрович и Эльза вместе руководят рабочим, поливающим из шланга белую машину.

Поток воды, омывающий “Мерседес”, уходит в живописную канавку и продолжает свое движение навстречу предполагаемой реке. Просто поток. Но это смотря что видеть в этом банальном ручейке. Что увидел Андрей Тарковский в нем?

Мы, например, видим, что “Мерседес” — это только примета нашего времени. А раньше в авто, в “Волге”, сидели бы Ефремов с Дорониной и проживали бы свой фильм “Три тополя на Плющихе”. Вода движется, травы медленно извиваются, руководимые потоком. Ничего нет вечного, и вечно все!

Съемки продолжаются. Петрович явно недоволен. Актеры разбрелись по кадру.

ПЕТРОВИЧ (оператору Вите). Витя, что с вами сегодня?! О чем вы думаете? Никакого понятия о композиции! Об “Оскаре” опять задумался?!

ВИТЯ. Данила Петрович, я вижу, вижу. Сам хотел поправить. При чем тут “Оскар”! Разве вас остановишь. Вы, когда в творческом порыве, совсем за актерами не следите. Вот они из кадра и вылезают! У нас не театр все-таки!

ПЕТРОВИЧ (Севе). Витя прав. Сева, к вам обращаюсь — у нас не театр все-таки!

А это кто, кто это, я вас спрашиваю? (Заметил какого-то постороннего, помятого, мокрого человека в тельняшке. Это наш Морячок.)

МОРЯЧОК. Ребята, это я. Сегодня из… Франции, с приветом к вам от Васи прибыл. (Достает из брюк бутылку русской водки. Трясет ею над головой!) Из самого города Парижа. Привет от Васи!

ПЕТРОВИЧ (с жалостью и отвращением). Господи помилуй, вчера же приходил уже!

МОРЯЧОК (стараясь говорить твердо). Нет. Вчера не доехал. Лифт… лифты тут у вас, в России, не ходят… И дожди! (Показывает на рабочего со шлангом.) …сплошные дожди!

Он, оказывается, стоит на шланге. И рабочий никак не поймет, почему вода кончилась. Помните самый первый фильм братьев Люмьеров? Так вот, нога его соскальзывает со шланга, вода окатывает с ног до головы рабочего, а потом заливает и камеру.

МОРЯЧОК (вмиг протрезвел). Я же говорил, вот хохма будет!

Группа хохочет, но страшный взгляд Данилы Петровича вмиг останавливает веселье.

Валера что-то записывает в свой блокнот.

Инженер в строгом костюме открывает зонт, смотрит на часы.

ИНЖЕНЕР (объявляет всем). У меня ланч! (Уходит.)

ВИТЯ (с негодованием бросает инженеру). А у меня хренанч!

К озабоченному мокрому Климову (ему тоже досталось) подбегает симпатичная девчушка.

ДЕВЧУШКА. Господин Климов, Сергей, мне только пару слов, пару слов…

КЛИМОВ. Пошла ты!..

Девчушка стоит растерянная.

ПЕТРОВИЧ (орет). Кто, кто пустил постороннего на площадку?!

Девчушка плачет, просто заливается слезами. Ее выпроваживает под руки Сева.

Климов, видя эту сцену, раздумывает. Но все же подходит к девчушке, перешагивая ограждение.

КЛИМОВ. Чего тебе нужно?

ДЕВЧУШКА (сквозь рыдания). Сам пошел, сам пошел!

КЛИМОВ. Не понимаю, отчего такая наглость? Я тебе ничего плохого не сделал! (Ко всем.) Я работаю, вдруг девка какая-то цепляется, посторонняя!

ДЕВЧУШКА. Я… я! Я не посторонняя! Вовсе не посторонняя! А вы мне тыкаете!

СЕВА. Климов не обязан с каждой разговаривать, с каждой нянчиться!

ДЕВЧУШКА (очень серьезно). Я совсем не каждая! Я…

КЛИМОВ (достал платок и вытирает девчушке слезы). Я, я… Дуреха. Ну прости. Чего ты от меня хочешь?

ДЕВЧУШКА (посмотрела на него глазами, полными любви и грусти и стала на колени, прямо в лужу). Отцовской любви!

Все группа замерла. Данила Петрович даже присвистнул.

КЛИМОВ (с недоумением и жутким волнением). Почему… отцовской?..

ДЕВЧУШКА. Потому что …вы — мой папа, а я — …ваша дочь!

ПЕТРОВИЧ (крякнул. И крупная слеза выкатилась у него из глаз). Вот это кино!

По щекам Климова потекли слезы. Группа еще минуту стояла, сраженная этой сценой из жизни, а потом зашушукалась.

ПЕТРОВИЧ (обнимая Эльзу). Вот это кино! Вот это сцена! Какой финал!

Климов опустился на колени перед девушкой и обнял ее за плечи. Он растроган до крайности, но не знает, что делать, что говорить…

Неожиданно девчушка поднимается с колен и бежит к стайке своих сверстниц с выражением явного восторга.

ДЕВЧУШКА (радостно рапортует им). Получилось, получилось!

Я… настоящая актриса! Я супер!

Сам Климов поверил! Сам Данила Петрович! В театральную академию не приняли — ха-ха!

Круто!

Обалдевший Климов так и стоит в луже. Петрович схватился за сердце.

ЭЛЬЗА (подходит к обсуждающей событие стайке девушек). Так, девушка, не шутят. Так не играют. Вы — не актриса! Вы — свинья!

Павильон.

Звучит музыка. Посреди павильона за роялем в белом фраке — великолепный виртуоз-пианист.

Осветитель Лева и помреж Рита с красными волосами притопывают в такт музыке.

РИТА. Интересно, откуда взялся этот пианист? Я его раньше не видела.

ОСВЕТИТЕЛЬ. Эльза сказала по секрету, что это учитель дочерей нашего продюсера. Он его для хохмы из Голландии выписал. Нам одолжил на вечер.

РИТА. Да, денег на девчонок своих не жалеет.

Богато накрытый стол. Но это не реквизит.

Это банкет по случаю окончания съемок.

Эльза с гордостью расставляет горячительные напитки. Поправляет блюда и столовые приборы.

Данила Петрович вальяжно прогуливается рядом, слюна уже предательски подкрадывается.

СЕВА (галантный и участливый, к Эльзе). Эльза, бутылочки поверни от камеры. А то за рекламу придется платить. Никонову, говорят, триста метров пленки коту под хвост пришлось выкинуть! Как прицепились! Витек рассказывал.

ЭЛЬЗА (озабоченно крутит по столу бутылки). Никак не пойму, в какую сторону их повернуть. Хоть этикетки смывай.

ПЕТРОВИЧ (подслушав их разговор, захохотал). Вот забубенные! А камера где? Где камера, я спрашиваю?!

СЕВА (уже было вытянувшись по струнке, вдруг вспоминает… и бьет себя по лбу, обращаясь к Эльзе).

Этикетки, этикетки, реклама! Мы же не снимаем сегодня! Банкет у нас по случаю успешного окончания!

ПЕТРОВИЧ (строго). Сева, Сева, успех в кино не планируется! Запомни! Впереди самое главное — монтаж!

СЕВА. А как же без успеха! Да ну вас! Я не согласен! Давайте хоть разочек в Америку слетаем, а…?

ПЕТРОВИЧ. В Америку, в Америку! Что там хорошего, в твоей Америке? Киноиндустрия! А у нас искусство!

СЕВА. Искусство, искусство! Я человек технический. В Америку хочу.

ЭЛЬЗА. Вот Хвостов, вот прохвост! Опять в Штатах!

ПЕТРОВИЧ. Эльза, не надо так плохо о коллегах! Кстати, а где коллега наш новенький? Эх вы, не пригласили, поди, забыли?

СЕВА. Как не пригласили? Приглашали. Он в своей каморке, наверное. С утра стекло вырезает, мучается. Вы, Данила Петрович, изувер. Ну скажите, как под овальную рамочку его резать-то?

ПЕТРОВИЧ. Валера вертолеты строил, “La valpоluichello” приготовил.

И с этим справится, не сомневаюсь! Жалко, отличный парень, и… безработный.

Валера в белой рубашке, с порезанными руками уже десятое стеклышко кроит. Кажется, получилось!

Входит фотограф.

ФОТОГРАФ. Валерка, извини, до последнего дотянул! (Достает из кофра фотографии Валериной матери.)

ВАЛЕРА. Спасибо, друг, так ведь и я до последнего… (Показывает на окровавленные руки.) Вот, кажется, все! (Примеривает стекло.) А ведь можно было и купить рамочку-то. В магазинах сегодня такое продается…

ФОТОГРАФ. Нет, Петрович — странный мужик. Он по магазинам и не ходит. Живет по старинке.

А вообще, кто его знает. Вот, в журнале написано… (Достает журнал “Невероятный мир”.) “Ничего случайного не бывает!”

Рамка эта ему, наверное, и даром не нужна. Тебя просто занять хотел, проверить квалификацию. Кино — это тебе не вертолеты! Здесь штучные мастера.

Как сделано?! (С гордостью показывает на свою работу — фотографии для Валеры.)

ВАЛЕРА. Неужели, Петровичу?.. Ну да, конечно, съемки уже закончились! Как я раньше не понял?..

ФОТОГРАФ. Случайного нет! Иди мой руки, а я мамину фотку в эту рамку вставлю! А если спросит…

Валера уходит, фотограф берет ножницы.

В каморку входит Петрович.

ПЕТРОВИЧ (фотографу). Готовитесь к банкету? По маленькой? Да там хватит. Всем!

Эльза не пожадничала. Да и пленку, опять же, сэкономили… На пляже особенно удачно. Все с первого дубля, как в десяточку. (Делает пистолетик из пальцев и, как ковбой, целится через плечо.)

На дряхлой декорационной стене висит портрет Валериной мамы в прекрасной овальной рамочке.

Петрович заметил это изображение. Какое лицо! Боже, какое знакомое, родное лицо! Не может быть!

Петрович смотрит как завороженный на фотографию.

Камера наезжает ближе и ближе.

И уже в утреннем тумане он, молодой, любуется этими глазами. Глазами той, единственной, которую любил всю эту жизнь!

Волосы прекрасной девушки развеваются на легком ветерке. Молодые люди танцуют одни посреди целой планеты.

В состоянии шока застает Данилу Петровича вошедший Валера с забинтованными руками.

Стоят и смотрят друг на друга.

ПЕТРОВИЧ (первым нарушает немую сцену). Валера, кто это? (Показывает на фотографию.)

ВАЛЕРА (фотографу). Я так и думал. Поспешили. (Петровичу.) Моя мама!

ПЕТРОВИЧ (ошеломленный). Твоя мама?!

ВАЛЕРА. Я сейчас сниму, извините. Выну из рамки.

ФОТОГРАФ. Мы только померить…

ПЕТРОВИЧ (Валере). Мама?!

ВАЛЕРА. Мама.

ПЕТРОВИЧ. А как ее зовут?

ВАЛЕРА. Звали… Ольгой. Николавной.

ПЕТРОВИЧ (со слезами на глазах). Ольга, Олюшка!.. Она?..

ВАЛЕРА. Умерла.

ПЕТРОВИЧ. Как умерла? Когда?

ВАЛЕРА. Недавно, за месяц до нашего с вами знакомства.

ПЕТРОВИЧ. Не может быть! Это сон! А отчество какое у вас, Валера?

ВАЛЕРА (смутно догадываясь о чем-то). Данилович… Редкое отчество.

ПЕТРОВИЧ (навзрыд). Сын! Сын! Прости меня, я даже не знал о твоем существовании!

Двое мужчин смотрят друг на друга.

Что произошло в эту минуту в их жизни?!

Фотограф осторожно выходит из каморки с восхищенным выражением лица.

Камера стремительно летит над морем.

Уже осень. Берег финского залива. Пляж. Сосны. Петрович кутается в теплый ватник.

Все та же сцена. Ведь сэкономили пленку! Ведь казалось, все отлично получилось.

Голые девушки в валенках на босу ногу ходят по песочку.

Но это кино. Включаются прожекторы. И в кадре… вовсе не холодно. Солнечно!

РИТА (лысая, с хлопушкой). Дубль один. Кадр один!

ПЕТРОВИЧ. Мотор! Начали! Стоп! Валенки забыли снять! Сева, куда вы смотрите!? Налейте Оксане водки. У нас “Кодак”, а актриса синяя! Побольше!

Сева наливает водку прекрасной девушке.

Девушка видит, как лихо тормознула на берегу хорошая машина.

Девушка выбегает из кадра.

Из машины выходит немолодой, но серьезный мужчина и набрасывает на ее плечи хорошую шубу.

ПЕТРОВИЧ (в мегафон). Ну, с! Что это значит?! Что это значит, Сева?! Еще раз, — и на съемочную площадку вы больше не приходите!

ЭЛЬЗА (на ухо Петровичу). Данила Петрович, тише! Это наш спонсор! Видите, Оксанку нашу уже приручил…

ПЕТРОВИЧ (прикладывает руку к сердцу и кланяется спонсору. К Эльзе, сквозь зубы). Эльзочка, впредь я бы хотел быть более информированным. Новый год не за горами, а там — следующая картина.

Камеру опять забыли выключить. И она — свидетель нечаянного этого перерыва.

К Петровичу подходит Валера.

ВАЛЕРА. Отец, вот мой сценарий. Я рассказывал вам... тебе о нем.

Петрович с интересом открывает титульный лист.

На титуле: “Фильм фильмов”.

Сценарий нечаянно выпадает из рук Петровича к его ногам на песок.

Петрович и Валера машинально одновременно плюхаются на него задами.

Валера немного испуган. Петрович видит это и улыбается сыну, теребит его волосы.

Вместе смеются.

Крупно ехидное лицо художника в черных очках заглядывает в камеру.

К работающей камере подходит Эльза.

ЭЛЬЗА. Вот, дармоеды! Разве так пленку можно сэкономить! Опять камеру забыли выключить! Эх! Кино! Кино!

Черный экран.

Титры.